На заработках в Штатах. Случай с двадцатью долларами. Часть 2:

Тропиканка оказалась молодой, гибкой, свои сто баксов в час отработала как надо.
- Откуда ты? – спросил я ее.
- Из Ганы.
- Люблю Гану! – Мне, в общем-то, понравилось.
Правда, потом на тропиканок я так и не подсел. Не было настроения, что ли. Я хмуро прогуливался по дощатому настилу пляжа на Брайтон бич, бессмысленно смотрел на большой красивый океан. Слова старой песни вспоминались мне с пронзительной новизной: «…и окурки я за борт бросал в океан, проклинал красоту островов и морей…» Как и в песне, я тоже не мог вернуться к своей певунье, но потому, что ее попросту не было в моей жизни. Не случилось, не сложилось, не довелось. Всего лишь «Тропикана секси гелз». Жалкая доля гастарбайтера любви…
Я стоял на пятаке возле группы русских ребят. Через плечо у меня была небольшая сумка, с перекусом для ланча и термосом кипятка. Отсутствие такой сумки у большинства молодых говорило о том, что они рассчитывают на скоротечные, в полдня, заказы мувинга, то бишь, грузоперевозки.
Со стороны тротуара к нам подошел бугаистого вида сэр с черной щетиной на лице и громко спросил на английском:
- Кто из вас профессиональный маляр?
Ребята посмотрели на него как на чудика, который не по-нашему лопочет. Никто ему не ответил.
Англоязычный сэр настойчиво, слово в слово, повторил свой вопрос. И опять молчание. Я почувствовал, что в следующий момент сэр двинется дальше, и сказал:
- Ай эм. – Совесть моя была чиста, клиента у ребят я не уводил.
Он повернулся ко мне и оценивающе посмотрел:
- Ты действительно профессиональный маляр?
- Вполне профессиональный, - осторожно подтвердил я.
- Идем со мной. – Свой бусик он оставил в квартале от пятака. Видимо, не хотел, чтобы к нему подбегала назойливая толпа.
Так я стал работать у Мордехая, а короче, у Моти, бывшего израильского спецназовца, перебравшегося в Нью-Йорк. Работящий мужичок примерно моих лет, он все умел делать сам, но заказов было много, и приходилось нанимать. По характеру Моти был простой, не заносчивый, открытый, но было в нем, как и во многих бывших военных, что-то от упрямого солдафона. В дальнейшем эта черта его характера сыграла, пожалуй, осевую роль в моей жизни.